СВЕЖЕЕ МЯСО 
ПРОЛОГ
Сьерра–Невада, 1846
Он мог думать только о еде. Мыслью о ней звенела каждая клеточка его существа. Каждую, полную агонии секунду он раздумывал, как найти еду, как он, наконец, почувствует ее на зубах, как она заполнит пустой живот. Ночью ему снилась еда: бифштекс, тушеное мясо с картофелем и морковью, теплое печенье, свежая печеная кукуруза и жареные цыплята. Но стоило ему усесться за воображаемый пир, как он просыпался, и горячие слезы струились по его лицу. Он орал в темноту, оплакивая исчезновение этой еды, пусть только приснившейся. Горсть за горстью он запихивал в рот снег, пытаясь приглушить ужасный голод. Последние несколько недель он ел кору и лишайники, а еще – старую прохудившуюся пару кожаных сапог. Он проглотил часть шерстяного одеяла и сосал щепки, жалея, что это не куриные косточки, которые можно было бы разбить и добраться до мозга. С эйфорическим желанием он думал о печенке с луком, свиных отбивных в яблочном соусе, свежем хлебе с маслом. А потом всхлипывал, и голод жил уже не только в желудке, он растекся по всему телу, поселился в каждой кости, разлился по горящей коже, наполнил затуманенный горячкой мозг. Он должен был достать еду. Мясо. Его маленькая группа на снегоступах покинула Отряд Доннера двадцать четыре дня назад. Целью их было перевалить предательские горы, добраться до Медвежьей Долины и вернуться назад – с припасами и подмогой. Они взяли с собой мясо - несколько полосок, вырезанных из туш забитых тягловых животных – но оно быстро кончилось. Они надеялись разжиться кроликами или оленем по дороге, однако охота была плохая. Словно весь лес восстал против ужасной зимы, и звери покинули его.
За месяцы до того, как лег снег, их проводник Чарльз Стэнтон ушел в Большую Долину и вернулся с припасами, мулами и двумя индейцами мивок. Распределив припасы, он велел немедленно готовиться к переходу. Но они слишком устали. А потом пришел снег, и все оказались в ловушке. Теперь от Стэнтона не было никакой пользы. В начале пути он вел их группу, которую они прозвали «Отчаянная Надежда». А несколько недель назад сел в снег, зажег трубку, выпустил облачко дыма и сказал остальным идти дальше. Он обещал догнать их к вечеру, но едва ли в это кто-то поверил. Даже сам Стэнтон. Его поразила снежная слепота, а тело исхудало сверх всякой меры. Когда он так и не присоединился к разбитому на ночь лагерю, все промолчали. Все знали, что он мертв.
Теперь лишь индейцы вели их через бесконечные сосновые леса и изнуряюще глубокие снежные заносы. Фостер не мог вытерпеть еще один день хруста снегоступов по подмерзшему снегу. Не мог вытерпеть мысли об еще одной ночи, когда все жмутся к огню и молча смотрят в темноту пустыми глазами. Он больше не верил, что мивоки знают дорогу. Где подвох? Они должны были отлично ориентироваться в лесу, но за все эти дни не нашли мясо. До этого дня Фостер со своей семьей больше двух месяцев голодал у озера. Отряд «Отчаянная Надежда» сидел у тусклого костра, солнце почти скрылось за горами. Холод пробирал до костей. Фостер смотрел, как индейцы сидят по другую сторону огня, рядом, и тихо переговариваются на языке, которого он не знал. Они были с переселенцами с октября, но так и не стали частью группы. И теперь они заблудились. Фостер знал это. Живот бурлил и урчал, протестуя против пытки, которую тело испытывало с тех пор, как они оказались в снежном плену. Неужели ему полагается бесцельно следовать за ними? Они вполне могли ходить кругами.
Мивоки переговаривались и указывали на лес, обсуждая очередную часть пути. Они не знают. Они заблудились. А может, знают и просто собираются вести группу на верную смерть. Может, в этом и состоит весь замысел. Фостер положил ладонь на ноющий живот. Несколько недель назад речь зашла о том, чтобы пожертвовать кем-нибудь ради спасения остальных. Предлагали дуэль. Или лотерею – с тем, чтобы убить и съесть «выигравшего». Потом умер Антонио, отвечавший за животных, а затем – Франклин Грейвс, сделавший снегоступы для всей «Отчаянной Надежды». Патрик Долан потерял рассудок – сорвал с себя всю одежду и убежал в темноту. Позже он вернулся и тоже умер. Фостер с жадностью вгрызался в куски, вырезанные из его бока. Затем погиб двенадцатилетний Лемюэль Мёрфи. Они высушили немного мяса и двинулись дальше.
Прошли дни с тех пор, как запасы подошли к концу. Люди сидели вокруг огня и молчали. Некоторые начали есть кожаные ремешки от снегоступов. Возможно, они проведут лотерею… Или с кем-нибудь случится несчастный случай: сорвется с утеса, угодит в ледяную реку. А может, кое-кто мог бы умереть даже и без лотереи. Люди, которых и за людей-то можно не считать.
В сотый раз за последние несколько недель взгляд Фостера остановился на мивоках. Глядя на них, он встал и снял винтовку с плеча. Они заметили его движение сразу. Они в последнее время тоже следили за ним, смотрели настороженно. Фостер подозревал, что кто-то из группы предупредил их о возможности быть убитыми. Если так, он должен добраться до них первым. Они ведь все равно не полноценные люди, правда? Не то, что белые из его отряда. Они варвары. Не чета цивилизованным людям, таким, как он сам. Их убийство не будет особенной потерей.
Один из индейцев, Льюис, пихнул товарища и указал на Фостера. Второй (Фостер не знал его имени… Сальвадор? какая разница, они не настоящие люди с настоящими именами, они только на шаг ушли от зверей) встревожено обернулся. Мивоки медленно поднялись на ноги. У них не было ружей, только ножи. Они тоже голодали, и их мокасины прохудились до дыр, обнажая голые окровавленные ступни.
Так их будет легче выследить. Куда бы они ни шли, останутся отпечатки.
Фостер прицелился в них. Мивоки побежали. Группа без интереса проводила их глазами: люди были слишком вымотаны, чтобы реагировать.
Фостер шел среди деревьев, по кровавым следам. Индейцы ослабели больше, чем он. Они отказывались есть человеческую плоть, блуждая вместо этого по заснеженному лесу в поисках съедобных растений. Их ножи не касались мяса, съеденного Фостером. Он знал, что рано или поздно настигнет их.
Несколько дней спустя на небольшой поляне Фостер выследил и застрелил первого. Оставался второй. Фостер уже чувствовал вкус теплого мяса во рту, представлял, как оно соскользнет по горлу, наполняя живот. Заметив второго индейца, в ужасе бегущего по краю поляны, Фостер выстрелил ему в спину. Мивок упал в снег, орошая кровью девственную белизну.
Нечеловеческий торжествующий крик Фостера разнесся по тихому лесу, вспугнув птицу.
Сегодня вечером он поест.
