Поцелуй койота 
ГЛАВА 4
Чулик, Аризона, оказался тем еще захолустьем: несколько трейлеров да ранчо с тремя апатичными лошадьми, которые наблюдали за «Импалой» из-за старой, латаной-перелатаной ограды; заправка прямиком из сороковых, на которой продавали пиво и газировку «Харритос» из пенопластовой сумки-холодильника вместе с жутковатыми индейскими сувенирами; рекламный щит, объявляющий об охоте на гремучек, что выставлялось, видимо, в качестве развлечения для всей семьи, причем этот конкретный эпизод массового змеиного геноцида уже случился четыре месяца назад.
Если сам городок располагался в самом центре нигде, то место, где обнаружили фургон и трупы, оказалось еще дальше. Дорога представляла из себя едва ли нечто большее, нежели две затвердевшие колеи в каменистой земле. От количества крупного зернистого песка и желтой пустынной пыли, быстро покрывающих гладкие бока «Импалы», у Дина сердце кровью обливалось. Про себя он пообещал машине душ, как только они получат желаемое от этого клочка неизвестности.
Сэм выскочил еще прежде, чем брат успел полностью затормозить. Секунду Дин сидел, придерживая ключ в зажигании и просто наблюдал: Сэм вытащил ЭМП и теперь осторожно мерил шагами местность, где случилось происшествие. Дин заглушил двигатель и тоже вышел: он уже почувствовал неладное в воздухе.
Едва Дин покинул остуженный кондиционером салон «Импалы», как обрушилась жара. Бывает просто жарко, а бывает – вот так. В считанные секунды футболка пропиталась потом, а солнышко шустро поджаривало макушку и заставляло сильно щуриться даже за темными очками. Внезапно идея насчет ковбойской шляпы показалась превосходной. Он попытался представить, каково это – пересекать неприветливую пустыню пешком.
– Как здесь люди вообще выживают? – Дин стал рядом с братом и оттянул на груди влажную ткань. – Прошло пять минут, а я уже чувствую себя хот-догом в микроволновке.
– Ага, – Сэм ухмыльнулся, не поднимая глаз. – Но это сухой жар.
– В Аду тоже сухой жар, – парировал Дин. – Но от этого не легче. Свистни, если нароешь что-нибудь. Я пойду, возьму холодное пиво и вылью себе на штаны, – он тревожно оглянулся.
– Ничего, – пожал плечами Сэм. – Всё чисто. Что бы тут не случилось, едва ли оно привязано к месту и не оставило после себя никаких различимых отклонений.
Даже если остались обычные следы – кровь, отпечатки шин или что-нибудь в том духе – бесшумный, непрестанно движущийся песок стер их. Никаких следов – ни физических, ни электромагнитных. Ни серы, ни видимого колдовства. Ничего, кроме странного ощущения в животе – чувства всепоглощающей неправильности того, что здесь произошло.
– Осторожно, – сказал Сэм.
Дин повернулся к брату, и тот подбородком указал влево:
– Кажется, у нас компания.
Метрах в десяти от дороги располагалась каменная гряда, с которой, как сообразил Дин, открывался отличный вид на место происшествия. На вершине ее застыла темная фигура верхом на матово-черном кастомном[1] мотоцикле «Сузуки Хаябуса». Глаза незнакомца скрывал затемненный щиток шлема, но не оставалось никаких сомнений, что за братьями наблюдают.
Несколько секунд ничего не происходило: они просто молча разглядывали друг друга. Потом двигатель гортанно взревел, мотоцикл в облаке гравия и пыли развернулся на 180 градусов, и таинственная фигура исчезла.
Когда звук двигателя растворился в отдалении, Дин, слегка нахмурившись, повернулся к брату.
– Неплохой байк этот «Хаябуса», – заметил он. – Но довольно шумный.
– Ага, – согласился Сэм. – А что?
– А то. Ты хоть раз слышал мотоцикл с того момента, как мы сюда приехали?
Пустыня вокруг была мирной и спокойной. Тишину нарушали лишь мерные скрежещущие крики какой-то мелкой пичуги, сухой шелест ветра по колючему кустарнику да шепот песка под ботинками.
– А как насчет дороги сюда? – продолжал Дин. – Черт, не думаю, что мы видели хоть какой-то транспорт после того паршивого пикапа с десяток километров назад.
Сэм распахнул глаза – до него дошло.
– Кто бы это ни был, – проговорил Дин. – Он уже был здесь. Ждал нас.
По дороге от Чулика в Буллхед-Сити братья не обсуждали появление таинственного байкера, но Дин поймал себя на том, что размышляет об этом. Может, свободный от дежурства пограничник, который особенно заинтересовался делом? Если так, откуда они знали, что там будут Винчестеры? И знали ли? Может, все чересчур надумано? Возможно, просто совпадение: они решили в одно и то же время одного и того же дня осмотреть место происшествия. Но Дину так не казалось. Совпадение – это слово, которым обычные люди объясняют то, что не могут понять. А Дин понимал слишком хорошо.
Может, это был убийца, решивший вернуться на место преступления?
– Ладно. – Дин припарковал «Импалу» около скромного, но аккуратно озелененного дома в испанском стиле на жилой улице. – Расскажи-ка подробнее про Безголового Пограничника.
– Дэвис Джеймс Кин, – отозвался Сэм. – Сорок семь лет. Ярый евангельский христианин. Родился и вырос здесь, в Буллхед. Прежде чем уйти на границу, десять лет работал в дорожной полиции. Жена Лоретта, вне дома не работает. Четверо детей. Все мальчики, все взрослые.
– Вопрос в том, что отличает его от двух других убитых пограничников, – Дин заглушил двигатель и вынул ключи. – В смысле, все трупы выглядели неважно, но, кажется, тело Кина пострадало больше всех. Как будто то, что это сотворило, разозлилось на него.
Для перспективы натягивать костюмы ФБР было – во всяком случае, по мнению Дина – чересчур жарко. Они решили идти в обычной одежде, рассудив, что у горюющей вдовы есть другие проблемы кроме как расспрашивать их о дресс-коде. Дин вытащил из бардачка поддельные удостоверения и вручил одно брату. Сэм взял бейдж и пожал плечами:
– Думаю, это мы и пытаемся выяснить.
Открывшая дверь женщина была удивительно красива. Из описания Сэма Дин представлял себе милую толстенькую церковную тетушку, но Лоретта Кин скорее выглядела моделью на пенсии: бесконечно длинные ноги под коротеньким сарафаном, элегантные скулы и большие голубые глаза с едва заметными морщинками-лучиками, собранные в хвост густые светлые волосы. Ступни у нее были босые, а ногти идеально отшлифованы. Она казалась усталой, будто недавно плакала.
Дин показал бейдж:
– Миссис Кин?
Женщина, обреченно вздохнув, кивнула, отступила в сторону и пропустила Винчестеров, не спросив даже, кто они и зачем пришли. Внутри дом оказался таким же опрятным, как и снаружи: во всем чувствовался хороший вкус, хотя обстановка была не особенно дорогая: простая мебель, обитая коричневой кожей, и множество ухоженных растений; фотографии четырех симпатичных крепких мальчиков в разное время; свежий лимонный запах недавней полировки. Большие окна были кристально чистые. Нигде ни пятнышка пыли, и каждая мелочь на своем месте.
Но что показалось Дину странным, это то, чего не хватало в комнате. Ни одного предмета, связанного с религией. Ни библий, ни крестов, ни церковных изречений в рамочке. Ничего, что бы указывало на дом евангельского христианина.
– Я специальный агент Крокетт, – представился Дин.– А это специальный агент Таббс[2].
Сэм метнул на него предупреждающий взгляд, но Дин его проигнорировал, оставаясь убийственно серьезным.
– Мы расследуем необычные обстоятельства, при которых погиб ваш муж.
Лоретта Кин взяла маленький пульверизатор и начала обрызгивать листья здоровенного фикуса, повернувшись к Дину спиной.
– Такое ощущение, будто он знал, что случится, – проговорила она едва слышно.
– Что заставляет вас думать так? – нахмурился Сэм, подойдя поближе.
Она опустила глаза на пульверизатор и пожала плечами:
– С того дня, как мы с Дэвисом встретились, мы…у нас была…такая сумасшедшая страсть. Это единственное слово, которое я могу подобрать, чтобы описать это. Страсть. Он был любовью моей жизни. Мы не могли оторваться друг от друга, – она покраснела и снова занялась фикусом, хотя тот уже промок насквозь. – Все мои подружки говорили, что ситуация изменится после первого ребенка, но все осталось по-прежнему. На много лет.
Дин посмотрел на Сэма, но ничего не сказал. Они дожидались продолжения.
– Это произошло пятнадцать лет назад. Ритчи, нашему младшенькому, было семь. Я точно помню, потому что всё случилось после вечеринки в честь его семилетия. Всё шло нормально, как обычно. Дэвис только что начал работать на границе. По ночам, что довольно неудобно, потому что мы могли видеться только ненадолго по вечерам, перед его уходом. Но мы всегда… Словом, той ночью он ушел на работу и…
Она, наконец, повернулась к Дину. Ее глаза блестели от непролитых слез.
– Кажется, то был последний раз, когда я видела своего мужа, – она положила пульверизатор на подоконник около мокрого фикуса. – Я бы выпила. А вы, парни?
– Нам нельзя на работе, мэм, – ответил Сэм до того, как Дин успел согласиться.
– А я выпью, – повторила она, ни к кому, в сущности, не обращаясь, и медленно вышла из комнаты.
– Крокетт и Таббс? – наклонившись близко к брату, Сэм говорил быстро и тихо. – Да ладно. Не слишком очевидно? Пора завязывать с твоими невразумительными рок-н-ролльными именами.
– Просто пытаюсь добавить пикантности нашим отношениям, – отозвался Дин. – Впрочем, не бери в голову. – Он указал подбородком на дверной проем, в котором исчезла миссис Кин. – Выпивка в доме. Никакой религиозной фигни на виду. Все эти разговоры про секс. Ты уверен насчет возрождения в вере?
Сэм опустил взгляд на папку в руках, поворошил бумаги:
– Здесь написано, Кины пятнадцать лет состоят активными прихожанами Церкви баптистов «Живое Слово».
– Пятнадцать лет, – эхом откликнулся Дин.
Миссис Кин вернулась со стратегической дозой чистого бурбона на три пальца в квадратном бокале толстого стекла. Опрокинув в себя больше половины янтарной жидкости, она проплыла к лоснящемуся кожаному дивану – не села, просто стояла рядом.
– Вы рассказывали… – подбодрил Дин.
– Правда? – миссис Кин выглядела озадаченной и чуть встревоженной, будто проснулась в незнакомой постели.
В конце концов она села.
– Вы рассказывали, – напомнил Сэм, – что вам кажется, будто в последний раз вы видели своего мужа пятнадцать лет назад.
– Точно, – припомнила она. – На следующий день после Дня рождения Ритчи, – она заглотила остатки бурбона. – Той ночью Дэвис пошел на работу, как обычно, но вернулся совершенно другим человеком. Замкнулся. Он больше ни разу ко мне не притронулся.
Она потрясла головой, перекладывая пустой стакан из одной руки в другую. Дину стало ее очень жалко: совершенно одна в идеально чистом доме, таком же пустом, как ее стакан.
– Я знаю, что-то случилось той ночью, – продолжала она. – Но он никогда не говорил об этом. На следующий день он заставил нас всех покреститься. Я не возражала, потому что так легче, чем пытаться отговаривать его, хотя я никогда не была верующей. С его похорон я не была в церкви. Гроб, разумеется, был закрытый, потому что голову так и не нашли, – она внезапно взорвалась горечью и злостью: – В смысле, для чего? Чтобы послушать горстку самодовольных лицемеров, которые скажут, что на то была воля божья? – она издала задушенный жесткий звук, который, вероятно, задумывался смешком. – Божья воля? Я не хочу иметь ничего общего с богом, позволяющим подобному случаться с его последователями.
«Леди, – подумал Дин. – Вы и половины не знаете».
