Нечестивое дело 

ГЛАВА 2

Сэму Винчестеру снился сон.

Ему снилось, что он стоит перед панорамным окном в роскошном номере «Белладжио», а внизу яркие огни Вегаса разбросаны, как пригоршня дешевой бижутерии. За его спиной ровный голос с плоского экрана плазменного телевизора вещал о правилах блэкджека^[1]: по этому каналу обучающие передачи шли круглые сутки семь дней в неделю.

Сэм не слушал. Во сне он как-то понимал, что пришел сюда играть и выиграл – выиграл по-крупному. Обернувшись, он увидел фишки и купюры, грудой наваленные на разворошенной постели рядом с пустой бутылкой из-под шампанского, которая покоилась в металлическом ведерке, наполненном полурастаявшим льдом. Медовый голос из телевизора тек монотонной скороговоркой уличного фокусника:

– Если игрок решает идти ва-банк, ему всегда следует вначале посмотреть на карту крупье, а затем на его собственную.

Голос изменился, немного оживившись:

– А что ты, Сэм? Ты знаешь, какая карта у крупье?

Сэм перевел взгляд на экран и узнал на нем лицо, знакомое из других снов и кошмаров, преследующих его каждую ночь – лицо Люцифера.

– Сэм?
– Уходи, – сказал Сэм. – Оставь меня в покое.

Его голос прозвучал напряженно, шею горячо сжимало, сдавливая голосовые связки.

– Боюсь, не могу, – отозвался Люцифер. – Не сейчас. Никогда.

Сэм попытался сказать еще что-то, но обнаружил, что не может ни говорить, ни дышать.

– Посмотри на себя, – Люцифер возник рядом. – Хорошенько посмотри на себя в зеркало и скажи, что ты видишь.

Посмотреть на себя? Это было нетрудно: недостатком зеркал номер не страдал.

Сэм развернулся к ближайшему зеркалу, вцепившись взглядом в то, что пережимало горло, но разглядел лишь слегка продавленную кожу на шее.

Люцифер рассмеялся:

– Большую часть этого ты не вспомнишь, когда проснешься, – сказал он почти сочувственно. – Но ты будешь знать, что я приду за тобой.

Сэм все еще не мог говорить. На шее кольцом проявлялись фиолетовые синяки и темнели, принимая форму невидимых пальцев.

Страх – нет, паника – пронзила его ледяным копьем. Хотелось орать.

Откуда-то он знал: стоит выдавить хотя бы один звук, и все кончится: синяки исчезнут, и снова получится дышать.

Но он не мог. По-прежнему не мог. И…

– Эй! Эй, Сэм! Слюни утри! – чья-то рука не очень-то ласково трясла его. – Алло! Подъем!

Сэм всхрапнул, отшатнулся и открыл глаза, отлепляясь от окна. Дин с любопытством взглянул на него с водительского сиденья:

– Вытри морду, чувак, а то твой рот выглядит так, как будто ты им вытворял что-то непристойное.

Сэм молча потянулся к зеркалу заднего вида и опустил его, одновременно подняв подбородок, чтобы разглядеть шею. Кожа была абсолютно нетронутой. Сэм выдохнул и откинулся на сиденье, чувствуя скорее усталость, чем облегчение.

Дин смотрел на него с совершенно непроницаемым выражением лица:

– Плохой сон?
– Типа того.

Сэм понимал, что брат ждет более подробного ответа, но картинка в мозгу уже начала таять, оставив после себя смутное чувство страха. Попытка озвучить это чувство только даст Дину лишнюю пищу для подозрений.

– Точно? – Дина его ответ, кажется, не убедил.
– Точно.
– Отлично.

И все на этом.

Дин сделал погромче радио: «Lynyrd Skynyrd»^[2] как раз исполняли один из проигрышей «Sweet Home Alabama». За последние полчаса песня играла уже дважды, но Дин все равно настраивал ее, заполняя тишину раскатами гитар и ударных. Сэм разыскал на полу сравнительно чистую салфетку и вытер рот, а салфетку скатал в шарик и выкинул в окно. За стеклом мелькали болотистые сосны и падуболистные дубы – густой лес. За деревьями тянулись мили заболоченных земель, прерываемые лишь случайным домом, речкой или холмами: тот же ландшафт бросил вызов солдатам Юга и Севера почти полторы сотни лет назад.

– Далеко еще?
– Тсс! Моя любимая часть, – на гитарном соло Дин сделал звук еще громче, потом отвлекся. – Прости, ты что-то сказал?
– Ты же в курсе, что мы не в Алабаме?

Дин пожал плечами:

– Ни один из участников «Skynyrd» там не родился. Но знаешь, где они записали эту песню?
– Сейчас угадаю… В Джорджии?

Через двадцать минут они прибыли на кладбище.

Полиция штата перекрыла ворота, чтобы удержать репортеров и добрую сотню зевак. Некоторые потрясали импровизированными плакатами «МАЛЬЧИК С КЛАДБИЩА, МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ!» и «ТОБИ, ВЕРНИСЬ ДОМОЙ!». Минув толпу, Дин высунулся из окна и махнул удостоверением ФБР. Полицейский с выражением человека, давно и прочно замученного обязанностями, вялым жестом дал добро на проезд.

Сэм его не винил: вокруг творился натуральный зоопарк.

Кладбище представляло собой большой участок заболоченной земли, покрытый мхом и испещренный старыми надгробиями, многие из которых покосились либо вовсе упали, утопая в мягкой почве. С некоторых надгробий полностью стерлись имена, оставив девственно гладкий мрамор.

Дин припарковал Импалу под дубом, и братья вылезли из машины. Неважно сидящие костюмы от жары липли к телу. Винчестеры направились к полицейским автомобилям и людям в форме.

– Итак, – начал Дин. – Этот малыш, Мальчик-С-Кладбища…
– Тоби Гэмбл, – добавил Сэм.
– Четыре дня назад он пропал из дома…
– Точно.
– Никто не в курсе, что с ним.
– Насколько я знаю.
– А вчера утром…

Они остановились около усыпальницы, рядом с которой копы пили кофе. Большинство полицейских разглядывали накарябанные детским почерком прямо на камне темно-красные буквы: «ПАМАГИТЕ».

– Малыш не в ладах с грамотой, – заметил Дин.
– Ему только пять.
– Результат домашнего обучения, должно быть.
– Вот, – Сэм сверился с распечатками. – Его мать утверждает, что это его почерк.
– А кровь?
– Образец все еще в лаборатории.
– Получается, это все, что у нас есть?
– Это, – проговорил Сэм. – И вон то.

Он указал на холм, и Дин, окинув взглядом надгробия в западной части кладбища, охнул: все камни были исписаны теми же корявыми детскими буквами: «ПАМАГИТЕ, ПАМАГИТЕ, ПАМАГИТЕ, ПАМАГИТЕ…»

Дин покивал:

– Что тут скажешь, настойчивый паренек.
– Мать сказала, что в ночь исчезновения сына слышала в его комнате голоса.
– Что за голоса?
– Сейчас узнаем, – Сэм кивнул на светловолосую женщину, стоящую около полицейских.

Женщине было немного за двадцать, но худоба и изнеможение прибавляли ей еще столько же. Легко было представить, как она обслуживает столики субботним вечером, уносит подносы, уставленные пустыми бутылками, и терпит щипки пьяных посетителей, в то время как музыкальный автомат надрывается последним шедевром кантри.

Подойдя поближе, Сэм разглядел, что женщина мнет в руках и прижимает к груди какую-то голубую тряпочку. Через секунду он узнал в ней детскую футболку.

– Я просто хочу, чтобы он вернулся, – повторяла женщина хриплым от едва сдерживаемых эмоций голосом. – Я хочу, чтобы мой мальчик вернулся.
– Мэм? – Дин шагнул вперед.

Женщина резко подняла голову: у нее были встревоженные покрасневшие глаза. Полицейский, с которым она говорила, посмотрел на братьев настороженно.

– Да?
– Агенты Таунс и Ван Зандт^[3], ФБР. Мы можем задать несколько вопросов о вашем сыне?
– Я уже все рассказала полиции.
– Нам нужна всего минутка.
– Я не… Простите… Я просто не знаю, смогу ли я…
– Голоса в комнате вашего сына, – настойчиво продолжил Дин. – Что они говорили?
– Слова… на каком-то незнакомом языке. Потом они просто повторяли его имя. Сначала… – ее глаза снова наполнились слезами. – Я сначала думала, что это телевизор. Потом услышала, как он кричит. Я побежала в комнату, но там уже никого не было.

Она покачала головой, обвела взглядом кладбище и покрепче прижала к груди футболку.

– Когда я услышала, что тут творится, то подумала…

Внезапно кто-то пронзительно вскрикнул, и братья рывком развернулись, отыскивая источник шума.

Из-за надгробий показался афро-американец с ребенком на руках. Мальчик, до пояса перепачканный алым, но вполне живой, выворачивался из рук мужчины.

– Эй, ты! – крикнул один из копов. – Стоять! Отпусти ребенка! Живо! – он выхватил пистолет и прицелился в незнакомца.

Сэм прищурился:

– Это что…
– Руфус? – заморгал Дин. – Какого черта?

Братья шагнули навстречу охотнику. Дерганый полицейский, озадаченный знакомством агентов и покрытого кровью пришельца, опустил пистолет.

Руфус Тернер остановился и отпустил мальчика, который немедленно бросился к матери.

– Все нормально, – Руфус оглядел свой пиджак. – Единственное, я с ног до головы в проклятом кукурузном сиропе.
– Кукурузном сиропе?
– У парня за деревьями целая бутылка заныкана.

Мальчик тем временем заговорил – тихо, но отчетливо:

– Мамочка, я больше не хочу играть! – он обнял мать, а та выглядела так, будто захотела немедленно оказаться подальше отсюда. – Я кушать хочу, у меня животик болит. – И его внезапно вырвало.
– Шикарно, – пробормотал Дин и перевел взгляд на Руфуса. – Не знал, что ты тоже здесь.

Руфус пожал плечами:

– Я проезжал мимо. Направлялся в городок Мишнс-Ридж и подумал, что сначала остановлюсь здесь и разберусь что к чему. А теперь моя последняя чистая рубашка выглядит, как хирургический халат после пересадки сердца.
– Сэр, у нас к вам несколько вопросов, – окликнул его один из детективов в штатском. – Не пройдете с нами?
– Хотите оплатить мне прачечную? – поинтересовался Руфус.
– А что случилось в Мишнс-Ридже? – вскинулся Сэм.
– Перестрелка на реконструкции Гражданской войны, – тихо ответил Руфус. – Погибло несколько человек.
– И что?
– Оружие было всего лишь макетом. И в крови.
– Хоть в настоящей, на этот раз?
– Так я слышал.
– Вот как? – переспросил Дин. – А откуда?
– Анонимная наводка по электронной почте. Скорее всего, из Мэриленда.

Дин нахмурился:

– Мэриленд?
– Местечко под названием Ильчестер. Что, вы слышали о нем?

Дин повернулся к брату, который уже смотрел на него:

– А твой источник?
– Я уже говорил – анонимный.
– Мы берем это дело, – сказал Дин. – Расскажи, что ты успел нарыть, и мы за него возьмемся.
– Уверен? – уточнил Руфус. – Чего ты так заинтересовался?
– Забей, – отозвался Дин. – Иди лучше пиджак почисти.