Supernatural: Дневник Джона Винчестера
http://fargate.ru/supernatural/     supernatural-fan-2010@yandex.ru

Снова и снова

Глава первая

           В последнее время Дин был молчалив. А это всегда плохой знак. Дин никогда не молчал подолгу. Не то, чтобы он болтал без умолку, но тихоней и молчуном он не был. И если бы я не видел его на охоте, то ни за что не подумал бы, что мой старший сын вообще на такое способен.

      В последнее время он и ведет себя странно. Нет, он по-прежнему ходит в школу и выполняет работу по дому, но при этом все время молчит. В остальное время он сидит в их с Сэмом спальне. Один. Он не смотрит телевизор как раньше и не возится со своим младшим братом, что очень и очень подозрительно.

      Сначала я думал, что во всем виноват переходный возраст и прочие подростковые дела, но Дин никогда не молчал столько дней подряд, и я начал предполагать, что он что-то скрывает. А мне это не нравится. Конечно, я далеко не отец года, но я не люблю, когда от меня что-то скрывают. И я узнаю, что именно. Я всегда узнаю. Охотничьи инстинкты  полезны для любого отца, у которого есть взрослеющий сын.

      Дину уже 16.

      Раньше я не мог заставить его замолчать. С недавних пор его любимыми темами стали девочки, машины, девочки, моя Импала, охота и девочки.

      И это превратилось для меня в настоящую проблему, потому что мой Дин вырос. Он больше не маленький мальчик и, честно говоря, я понятия не имею, о чем и как разговаривать с подростками. Не о девочках же!

      Может быть, он влюбился? Гормоны играют? Дай Бог, чтобы это было так.

      Но сегодня субботний вечер, а он сидит дома, в спальне, уткнувшись в какую-то книгу. Да, я попросил его кое-что выяснить по нашему новому делу, но обычно подростки не слушаются родителей. Нормальные подростки.

      Что-то происходит с моим мальчиком.

      Я наблюдаю за ним, и то, что я вижу, тревожит меня все сильнее. Что если он болен? Ранен? И пытается это скрыть…

      Придется поискать ответ в самом надежном и доступном источнике информации – Интернете. Или нет… Тот, кто думает, что Интернет – самая большая база сведений, никогда не имел дело с младшими братьями.

      Сэмми. Теперь они с Дином поменялись местами. И мне приходится повышать голос, чтобы заставить его замолчать. Боже мой, теперь и он начал говорить о девочках! Как жаль, что Мэри нет рядом. У нее это получилось бы гораздо лучше!

      Я тщательно расспросил Сэма о том, что его брат делает в школе. Не дерется ли с кем-нибудь? Нет ли девочки, к которой он неровно дышит. Но Сэм знает не больше меня, он говорит три часа без перерыва, и в результате этого монолога я вынужден отослать его в спальню и проглотить три таблетки аспирина. Неужели этот мальчишка разучился молчать?

      Я тоже пытался поговорить с Дином. Хотя у меня это плохо получается. Мне не нравится то, что творится с моим старшим сыном. Это пугает меня. Это словно затишье перед бурей, а я не хочу, чтобы в моем доме бушевал ураган. Мы уже проходили это однажды. Я не хочу повторения.

      Поэтому я делаю все, чтобы Дин понял - я рядом. Я буду  здесь, когда он будет готов. Я выслушаю. Я даже сказал ему об этом, но он как-то странно на меня посмотрел и пожал плечами.

      Я надеюсь, что не солгал ему. Что я действительно буду дома, когда он, в конце концов, захочет поговорить.

      Время идет. Ничего не меняется. Иногда Дину лучше, иногда хуже. Иногда он выставляет Сэма из комнаты, захлопывает дверь и включает на полную громкость какую-то ужасную музыку. Где он набрался таких пристрастий? Явно не от меня! И я не стар! Это музыка действительно оглушает!

      Прошло несколько месяцев прежде, чем плотину прорвало.

      Это случилось в январе, за две недели до его  семнадцатого дня рождения. Я сидел над книгами, когда вдруг почувствовал, что за мной наблюдают. Во мне сразу проснулся охотник, я мгновенно выхватил пистолет, развернулся и… оказался лицом к лицу со своим старшим. Дин замер, потом тихо выдохнул, пробормотал: "Не бери в голову" и так же бесшумно исчез. Я выругался. Он же прекрасно знает, что ко мне нельзя вот так подкрадываться. Но рассердился я не на него, а на себя. Потому что не сумел во время переключиться с Охотника на Отца. А теперь может быть слишком поздно.

      С этого дня Дин стал еще угрюмее и молчаливее. И я не выдержал. Однажды, после ужина, прошедшего в полной тишине, я велел Сэму остаться в гостиной, посмотреть телевизор или вымыть полы, а сам вошел в спальню мальчиков и плотно закрыл за собой дверь.

      - Что происходит, малыш? – спросил я, присаживаясь на постель Сэма.

      Я сотни раз задавал этот вопрос, но на этот раз задал его  непосредственно Дину. Он даже не повернулся в мою сторону. Не нужно быть охотником, чтобы догадаться – не все гладко, если твой сын-подросток на тебя не смотрит.

      - Ничего, - он пожал плечами и пересел за стол.

      Я фыркнул. Он бросил на меня через плечо удивленный взгляд, но быстро отвел глаза. Я вздохнул и напомнил себе, что сейчас не время для криков. Время для разговора.

      - Да, конечно, - я видел, что мой сын изо всех сил старается избежать общения со мной, и это причиняло боль.

      А теперь я должен причинить боль ему и заставить говорить.

      - Ну, чемпион, ты же знаешь, что всегда можешь поговорить со мной, правда?

      Еще одна неуклюжая попытка.

      Я вздохнул, поднялся с кровати, подошел к Дину и положил руку ему на плечо.

      Я стоял молча и ждал, когда он заговорит. Он дернул плечом, сбрасывая мою ладонь, и ничего не сказал.

      - Дин?

      Даже слепой увидел бы: что-то не так. И чем дольше молчал Дин, тем больше я волновался.

      - Я не помню, - вдруг прошептал он так тихо, что я едва расслышал.

      - Что?

      Дин сглотнул и поднял на меня глаза. Подобное выражение лица я не видел с того дня, как ему исполнилось семь.  Его зубы были стиснуты так, что на скулах перекатывались желваки, но нижняя губа дрожала, а в глазах блестели непролитые слезы.

      - Я забываю ее, - прошептал он и опустил голову. На этот раз сглотнул я. Мне пришлось сесть. Потому что ноги вдруг стали ватными, отказавшись держать вес моего тела. – Я пытаюсь вспомнить, но не могу, - голос Дина дрожит, как голос четырехлетнего малыша, спрашивающего у меня, когда же вернется мама. Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить отчаянно колотящееся сердце. Но Дин смотрит на меня полными слез глазами, и я почти теряю контроль.

      - Сэмми… Он спрашивает меня… задает вопросы… а я не знаю, что ответить. Я забываю ее!

      Он из последних сил сдерживает слезы, не давая им пролиться, а его трясущиеся губы и сжатые в кулаки руки разбивают мне сердце. Я не могу дать слабину. Я не могу сломаться, не здесь, не перед сыном. Потом, оставшись один, я выплачу свою боль, но сейчас Дин нуждается в моей силе.

      Я снова встаю и подхожу к нему. Тогда он проигрывает свое сражение.

      - Я не помню, что она готовила… не помню вкуса ее блюд. Я не помню, как пахли ее духи. Не помню, какие она пела песни, и во что мы с ней играли… Я помню только ее лицо! – Дин захлебывается слезами, и я притягиваю моего мальчика к себе, прижимаю к груди. – Я не помню ее, папа. Я снова теряю маму! Снова и снова, и я не могу это остановить!

Глава вторая

      Я держал его в объятьях, пока он не соскользнул со стула на пол. Потом я поднял его, помог дойти до кровати, сел рядом и опять прижал к себе. Я знал, что должен что-то сказать… хоть что-то… Но, кажется, в тот момент я был в шоке. Я не ожидал такого. Дин никогда не говорил о матери, и я думал, что это к лучшему. Что разговоры о ней причиняют ему боль.

      Но видеть его таким было во сто крат больнее.

      Я обнимал его, прижимая к себе, положив подбородок на его макушку, и изо всех сил старался не разрыдаться. Мне нельзя. Не перед ним.  Я нужен ему и я буду рядом. Сильный. Уверенный.

      - Все хорошо, Дин. Все в порядке, малыш, - шептал я, и мы оба знали, что это ложь.

      Потом он отодвинулся от меня и вытер слезы.

      - Прости, папа… Я не хотел… - он поднимается с кровати и выпрямляется в полный рост - высокий, стройный, широкоплечий.

      Боже мой, когда все это случилось? Двенадцать лет назад!

      - Я… я почти закончил  исследование этого дома. Завтра утром все будет готово, и в эти выходные мы можем ехать, - он вытирает нос рукавом рубашки. Его голос еще дрожит, но в целом он взял себя в руки. Вроде бы все должно быть в порядке. Но это не так.

      Я встаю и приоткрываю дверь спальни, чтобы Сэм мог слышать, о чем мы говорим, но понял, что входить еще нельзя.

      Я нужен Дину. А Дину нужен этот разговор.

      - Ты знаешь, что очень похож на свою мать? – я говорю достаточно громко, чтобы меня услышал и Дин, и Сэм. Звук телевизора в гостиной пропадает. Я возвращаюсь к старшему сыну, присаживаюсь на его кровать и жестом приглашаю его сесть рядом. Он садится на край и отворачивается от меня. Спина напряжена, плечи развернуты. Жаль, что я не умею читать мысли.

      Я слышу осторожные шаги и улыбаюсь. Сэм тихонько подкрадывается к двери и замирает на пороге. Ему еще предстоит научиться подкрадываться! У Дина получается намного лучше.

      - У тебя такие же глаза. И руки.

      Он молча смотрит на свои руки, не поднимая головы.

      - Знаешь, я тут кое-что вспомнил…

      Дин поворачивается ко мне, и его глаза наполняются слезами. Я пододвигаюсь поближе, притягиваю его к себе, и он зарывается лицом мне в грудь, снова превращаясь в маленького мальчика. Только моего… моего мальчика…

      - Я помню тот день, когда Мэри узнала, что беременна. Я помню его так ясно, словно это случилось вчера. Она была так счастлива! Весь день провисела на телефоне, сообщая эту новость друзьям и знакомым. Если бы она могла, то дала бы объявление в газете, - я опускаю глаза, и вдруг у меня перехватывает дыхание. Дин смотрит на меня с недоверием. Он не верит мне! Боже, Мэри, как это больно. Он знает, что я никогда не лгал ему, и все же не верит.

      - Она хотела назвать тебя Робертом, - Дин скептически приподнимает бровь, а я смеюсь. – Вторым вариантом был Пол.

      - Но почему…

      - … Дин? – заканчиваю я. Он кивает. – Потому что мне ужасно не понравилось имя Роберт. Слишком напыщенно. А Пол… Ну, мне почему-то не понравилось. Плюс, я представил, во сколько драк ты ввяжешься в школе, когда тебя начнут звать Полли.

      - И все же почему Дин? – повторяет он. Я улыбаюсь и притягиваю его еще ближе.

      - Потому что ты был похож на Дина. Ты был крошечным, красным и липким. Тебе никогда не рассказывали? Знаешь, когда все воркуют о том, какие младенцы симпатичные, почему-то забывают упомянуть, что они очень липкие.

      Я улыбаюсь, потому что он улыбается. Да, леди, будьте начеку в присутствии моего мальчика!

      - А Сэмми?

      Я уверен: он спрашивает потому, что знает - Сэм слушает нас. Я горжусь своим старшим сыном.

      - Это ты выбрал для него имя, разве не помнишь?

      Честно говоря, сначала он хотел, чтобы брата звали Робин, в честь помощника Бэтмена. Затем - Спайдермен.

      - А я был уверен, что хотел назвать его "Чокопай", - задумчиво произносит Дин, и я смеюсь в полный голос.

      - Точно. Потому что ты – известный истребитель печенья.

      Это точно. Ни одно печенье не оставалось незамеченным, стоило Дину объявиться на кухне. Мне показалось, что я услышал из коридора возмущенный голос Сэма, но решил проигнорировать его. Пока…

      - Да… Мама пекла печенье?

      - О, боже, нет! Я очень любил вашу маму, Дин, но женился на ней не из-за кулинарных способностей. Ее стряпня подошла бы разве что для военного лагеря, поверь мне, - мне удается заставить его снова улыбнуться. – Ты готовишь куда лучше!

      Это правда. Не знаю, где он научился готовить, а я однажды чуть не сжег мотель, пытаясь поджарить тосты. Сэм все еще дразнит меня, а Дин смотрит с чувством превосходства.

      - Ты помнишь, как однажды мы поехали на пикник?

      Я забираюсь на кровать с ногами, прислоняюсь к спинке. Он пододвигается ко мне и кладет голову на плечо. Мы давно не лежали вот так. Я всегда считал, что должен уделять больше внимания Сэму, что Дин со всем справляется сам. Боже, как я ошибался!

      - Кажется… тебе было три, - дверь чуть скрипит, приоткрываясь еще немного. -  Мы поехали на озеро с нашим другом Майклом и его семьей. Твоя мама собрала еды, которой хватило бы на две недели, - я улыбаюсь воспоминаниям. – Правда, она только салаты сама нарезала… - Дин тоже улыбается, и его глаза заволакивает мечтательная дымка. – Мы хотели устроить барбекю. Твоя мама расстелила для тебя одеяло, вытащила все игрушки. Но ты сразу побежал к озеру. В конце концов, ей пришлось раздеться и идти купаться с тобой…

      Я опускаю глаза и вижу задумчивое лицо сына. Он молчит, и я подталкиваю его локтем, спрашивая, в чем дело.

      - Я не помню этого, - шепчет он. Я вздыхаю.

      - Ты категорически отказался выходить из воды, и ей пришлось выманивать тебя оттуда мороженым. От тебя было столько шума и суматохи, что все вздохнули с облегчением, когда ты, наконец, уснул, - я прижимаю его к груди и снова кладу подбородок на макушку. – Вечером был фейерверк. Было очень красиво, твоей маме понравилось. А я… я пропустил все, пытаясь тебя успокоить. Ты испугался грохота и так орал, что, наверное, было слышно во Флориде.

      - Ну не люблю я фейерверки, - ворчит он, и я смеюсь.

      - А помнишь, когда я в первый раз взял тебя на бейсбол?

      Он снова качает головой. Жаль. Это был отличный день.

      - Тебе понравилось.  Ты болтал о матче больше недели без умолку, пока Мэри не купила тебе перчатку и детскую биту. И мы играли на заднем дворе много часов. Знаешь, - я заглядываю сыну в глаза,  – для четырехлетки у тебя был классный бросок. Сильная рука.

      Он расплывается в улыбке.

      - Она все еще сильная. Помнишь охоту в Алабаме в прошлом году? – спрашивает он, и я улыбаюсь. Я помню. – Папа…

      Он замолкает, а я жду. Жду, потому я должен ждать. – Папа… а мама… она… какая была? – я хмурюсь: разве я не это только что рассказывал ему? – То есть, я хочу знать, училась ли она в институте? И если училась, то как? Играла ли на музыкальных инструментах? Было ли у нее хобби? Какая музыка ей нравилась? Как пахли ее духи?

      Я молчу. Это не его вопросы, а Сэмми, но задает их Дин. Интересно, если ли еще что-то, о чем он не спросил? Дин поднимает голову и отодвигается. И я понимаю, что молчу слишком долго.

      - Прости, -  произносит он дрожащим голосом четырехлетнего.

      Когда это произошло? Когда он начал отдаляться от меня? Когда он начал прятаться от меня? Я хватаю его за руку.

      - Сэмми, ты можешь войти, - громко говорю я и жестом зову его присоединиться к нам. Сэм вскарабкивается на кровать и устраивается, склонив голову на мое плечо. Дин сидит рядом - не далеко, но и не близко. Интересно, он всегда будет сохранять некую дистанцию? Я боюсь этого и знаю, Мэри, что ты бы этого не хотела. Я боюсь, что все испортил.

      - Духи… - я вздыхаю. – Они назывались каким-то длинным французским словом. Крошечный пузырек, стоивший целое состояние. И знаете что? Я их ненавидел!

      Сэмми улыбается, а Дин упрямо смотрит в пол.

      - Слово бойскаута. Меня тошнило от их запаха, - Сэм смеется, а Дин даже не улыбается.  В присутствии  брата он всегда ведет себя иначе. Голову даю на отсечение. Когда Сэм рядом, Дин становится другим. Он словно растворяется в нем. Нормально ли это? Я никогда не был близок со своим братом. Я даже не разговаривал с ним несколько лет! Он приезжал на похороны, но и тогда мы не поговорили.

      - Пап, а еще? – Сэм подталкивает меня. Я снова вздыхаю и притягиваю мальчиков к себе поближе. Дин пытается отстраниться, но я не отпускаю и, в конце концов, он расслабляется.

      - У нее была степень. Магистра психологии, кажется. Она любила учиться и все время читала, почти как ты, Сэм. И она каждый вечер читала вам сказки. Сначала тебе, Дин, а потом и тебе, Сэм.

      Сэм расплывается в улыбке.

      - Расскажи еще, - просит мой младший. Я понимаю - ему хочется, но сегодняшний вечер не для него. А для Дина. Для моего старшего сына. Моего первенца.

      - Знаешь, тебе было года полтора, Мэри прибежала ко мне в гараж, сияя от радости. Она сказала, что в парке к ней подошел мужчина и сказал, что он агент модельного бюро, что никогда еще не видел такого очаровательного ребенка, и предложил ей приехать в офис, чтобы сделать фотосессию для детского журнала, - Сэм тихо хихикает, а Дин прикусывает губу и недоверчиво смотрит на меня. – Твоя мама так была так горда. Она всем знакомым сказала, что ты станешь ребенком месяца.

      Я замолкаю, ожидая его реакцию.

      - И что дальше? – не выдерживает Сэм. Но это вечер Дина.

      Боже мой, Мэри, что я делаю не так? Или я просто опоздал?

      - Ну… твой брат никогда не любил находиться в центре внимания. Даже когда был ребенком. Он вел себя идеально, был тише воды, ниже травы до тех пор, пока не появился парень с фотоаппаратом. Тогда он поднял рев и залез под стол.  Я спросил его, что случилось, и он сказал, что из-за огней не видит маму и боится, что она уйдет.

      Сэм усмехается, но Дин взглядом велит ему заткнуться.

      - А потом был 83 год и сольный концерт Сэма, - вредно напоминаю я, и Сэм тут же замолкает.

      - Вот это я хорошо помню, - мрачно заявляет Дин, и тут уж я хохочу.

      - У тебя болело ухо, - объясняю я младшему сыну. – Ты все время орал. Твоей маме приходилось постоянно таскать тебя на руках и петь эту кошмарную песню… Какую…

      - 99 бутылок пива на стене… - помогает мне Дин.

      - Точно. Я чуть не выкинул тебя из машины, когда ты ее однажды запел, - говорю я Сэму и краем глаза вижу, что Дин улыбается.

      - Знаете, мальчики, она любила вас. Вас обоих. Любила даже тогда, когда Сэм орал всю ночь напролет, а Дин раскидывал только что испеченный пирог по только что пропылесосенному ковру, - я подмигиваю старшему сыну. – Она любила вас и гордилась вами до самой последней своей минуты. И всегда будет вас любить, - я притягиваю мальчишек к себе и целую их в макушки. – И, для протокола, я тоже вас люблю.

      Конец